Должник - Страница 24

Серые оболочки, ставшие заложниками своего способа существования. Работа – бухать, работа – бухать. Какая бы она ни была, работа – пусть даже экстремально выживать на волосок от смерти и добывать в абнормальных, чуждых человеческой природе пространствах подарочки со звезд, – она приедается рано или поздно. Потому что – каторга обреченных. Единственный способ не застрять, не поддаться, не застыть – постоянно вперед. Стремиться, бежать, двигаться, а значит, жить, но не довольствоваться жалким заменителем жизни…

Следовало сделать неутешительный вывод: нет здесь людей уже. Бледные тени, марионетки, роботы… Разве что Графа и Касатку спасти можно, и это может получиться, они ведь раньше бывали в различных передрягах, и вообще о них отдельный разговор. Настоящие люди, оставшиеся в Троте, все там, глубже, в безостановочном темпе борются с окружающей агрессивной средой.

Граф рассказывал, что по прошествии какого-то времени после всех потрясений, закрытия и людоедского периода, когда уже помалу наладилось и появилась нынешняя расстановка сил, немало выживших впали в депрессию. Целая эпидемия суицидальных смертей прокатилась, сократив и без того не многолюдный контингент узников Трота. Новоприбывшие-то позднее начали появляться, и отношение к ним всегда было и есть не ахти – типа как к «новоделам», в отличие от старожилов не вынесшим все испытания и муки.

Большая часть уцелевших потому и зависла в первом-втором кругах. В застойном «между». Вроде и опасности достаточно, чтобы не расслабляться, и в то же время не до такой степени опасно, чтобы ощущать себя в полной мере богоборцами, вынужденными противостоять небесным энергиям.

Инстинкт самосохранения еще не атрофировался, а деваться-то некуда. Нельзя теперь взять и уйти в нормальный мир, сделать передышку, сменив среду обитания, а потом опять сюда вернуться. Можно только колебаться в бесконечном алгоритме: ушел – хабар – подождал – снова ушел. Приток новичков слишком слабый, и количество бредунов неотвратимо сокращается. Те, что не смирились, поуходили вниз, в глубокие круги, в нестабильность и изменчивость.

Оставшиеся такой возможности не имеют по причине того, что не обладают такой же силой – и в кругах дальше второго обречены на погибель неизбежную. Понимая это, предпочитают бездумно исполнять алгоритм. Зона ведь стала на порядок жестче и опаснее после нашествия и закрытия.

Те же, кто не мог бездумно существовать, но и не обладал потенциалом чуять Зону, необходимым для движения, – вот они-то и стрелялись, вешались. Осознав, какую совершили ошибку, загнав себя в Трот, из которого больше не выйти.

А ведь, кроме сталкеров, выжила еще и какая-то часть бандитов, наемников, отщепенцев разномастных… Они-то в кого превратились сейчас? И эти загадочные «чистильщики»…

Факт, ни о чем подобном Реверс не слышал раньше, до зачистки, нашествия и закрытия. Убивали все, всегда, всех, но никаких слухов о том, что кто-то тайно находится среди людей и выдергивает избранных по какой-то неведомой причине!

Он и сам тогда занимался в каком-то смысле поиском избранных, но совершенно не для того, чтобы стирать, и уж точно ни в какой организации не состоял.

* * *

Когда Граф появился в руине у Реверса, лицо у него было окаменевшее, сумрачное. Напарник тотчас понял: что-то нешуточное стряслось.

Но долгую минуту после слов, выдавленных старшим братом Касатки, не мог понять, что именно тот сказал. Настолько не укладывалось сказанное в голову.

– Моя девочка… Она… пропала.

Четыре слова всего, а пониманию не поддавались долгую, бесконечную минуту. Но когда дошло… Лицо у него самого наверняка так же окаменело, ни в жизнь не скажешь, какой ураган чувств взорвался в душе. Глаза разве что выдать могли, но кто сейчас ему в глаза посмотрит, Граф и сам вот-вот лопнет от сдерживаемой ярости.

– «Чистильщики»? – тихо, почти шепотом наконец спросил Реверс.

– Нет. – Граф протянул Реверсу клочок бумаги. – Только радоваться нечему.

Бородатый бредун ослабевшими, мелко подрагивающими руками взял, поднес к горевшему на ящике фонарю и прочитал. Корявыми печатными буквами на бумажке было накарябано следующее:

«Твая девка у нас Викуп дай завтра вечир Гарбатый холм где сталбы как крест Не даж сдохнеть».

Ниже значилась сумма. Круглая. Очень круглая.

– Мраз-зи, ссуки, с-скоты, – сквозь зубы процедил Реверс.

– Да, слишком много просят. – Граф говорил едва слышно, но формулировал предельно четко. – Они должны понимать, что у обычных бродяг редко бывает столько. Но требуют гигантский выкуп. Это наводит на мысль.

– Верно. Крыса… Кто-то сдал нас. Мы приходим с богатым хабаром, кто-то в курсе, что…

– Молот? – предположил Граф.

– Вряд ли. Конечно, молчун наш тип гнусный, но так подставляться… Он же бизнесмен, а вдруг подлянка вскроется? Что клиенты о нем подумают… Выгоднее получать стабильный доход от сделок, чем однократно взять куш и лишиться многих источников дохода. Ты же не думаешь, что Молот дурак?

– Возможно, он рассчитывал на то, что мы так подумаем. Потому и пошел на это.

– Да кто угодно может пойти. Поздно пить боржом… Нужно досконально обдумать ответные действия. А времени мало…

С каждым словом к Реверсу возвращалась сила. Действие мобилизует.

– Так мы деньги собираем или как?

– Мне бы не хотелось об этом даже думать, но допускается вариант, что нашу девочку уже-е-е… – Отважившись предположить худшее вслух, Реверс был вынужден сделать паузу, потому что конкретно эти слова не усилили, а наоборот, лишили его дыхания, и он не мог говорить четверть минуты как минимум; но собрался с духом и продолжил: – Деньги есть, только платить мы никому ничего не будем. Поступим так…